Анатолий Аврутин - Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6
Пропагандирует правильное питание. Постится. Печёт пироги. По праздникам пьёт первач, пыхтит папироскою.
Путает педиатрию, педикулёз, педикюр.
Просто поэт, пилигрим, перекати-поле, при помощи поэзии познаёт пространство. Путешествует (про плацкарты, поезда, перроны, про попутчиков — потом).
Попадается поэт-пророк. Печатается преимущественно посмертно.
Продолжение последует.
Матрёнина мелодрама
Моросило. Молочное марево марало макушки можжевельника. Множилась мошкара. Мокли мшистые мостики, муравейники, мухоморы… мок мешковатый Матрёнин макинтош.
Матрёна маялась. Мерещился Матрёне мужчина мечты — мужественный, моложавый москвич-миллионер. Мнилась музыка Мендельсона, мишура, «Мерседес», мажордом, московский метраж, мраморный мезонин, модное меховое манто.
Мерзко, милые мои, мерзко, муторно, мрачно мантулить молодой Матрёне мастером мыловарни! Матрёне — местной мадонне, музе Мухоморинска, месить мокрое, мертвенно-бледное маслянистое мыло! Мало — мурыжили Мартену мужики — мордоворот Митрич, мазурик местного масштаба Мотя Меченый, майор милиции Мироедов.
Митрич — мохнатый мутноглазый матерщинник — мог молниеносно менять мировоззрение мухоморинцев монтировкой, молотком, могучей мышечной массой.
«Моя, моя!» — мычал Митрич, метеля мужиков. Мелькали малиновые морды. Майор Мироедов многозначительно молчал, массируя «Макарова». Мотя малодушничал. Матрёна молилась.
Маловерные мои меланхолики, малоподвижные марионетки мягких матрасов!
Минул мимозный март, май манит маньяков!
Май мерцает морковным Марсом, магнетизирует медью месяца!
Маскирует марихуану — ментолом, махорку — медовухой, мочу — мусором.
Май мятежно марширует мимо морга Мухоморинского, мимо московского Мавзолея, Манежа, Макдоналдсов, магазинов, музеев, метро. Май маневрирует мимо морщинистых матрон, мамкающих младенцев, митингующих монархистов.
Мотыльки мельтешат. Молодые — милуются. Между милующимися мелькает мятая майка Митрича.
Май!
Мясокомбинат, мельница, мыловарня — миф, мираж, мгновенье мимолётное!
Мерины, мыкающиеся между межами, — мокрицы, микробы, мураши…
Мир многообразен… Микрокосмос, макрокосмос… Моря… Материки… малоисследованные медвежьи местности… Можно — Малага, Монако, манговый Мадагаскар, Мексика… Миллионы мигрирующих Монархов, мчащиеся мустанги малопонятных мастей, муссоны межсезонья, манускрипты майя… Мечты, мечты! Максимальный маршрут мухоморинца — Мурманск, Минусинск, морозный Магадан.
Малява Моти Меченого махом метнула Митрича мозолить меридиан Магадана. Майору — медаль. Моте — Матрёну? Маловероятно! Меркли Матрёнины мечты. Между мухоморинскими мужиками маячил Матрёне монастырь.
Миновал миллениум.
Миллионера Мамонтова мучила мигрень. Мутили миллионера мидии, маслины, мартини, мускаты, мёрло, мандариновый мармелад.
«Москва… — морщился миллионер Мамонтов, — министры — мафия, метрдотели — мародёры, мизинцы моржовые, «Мерседес» — металлический могильник, Мальвина моя — мошенница малолетняя, мурлычет, мурлычет, мусоля мобильник — «макияж, массаж, маникюр…»
Мышьяку мне, мышьяку! Медку, молочка… маслят маринованных!
Маргинал между миллионерами, Мамонтов мечтал, мерещилась Мамонтову Матрёна.
Может, мысли материальны?
Многоточие…
ДиН ирония
Николай Ерёмин
Но пасаран!
Как стать миллионером
— Давай напишем пьесу «Как стать миллионером?» — предложил прозаик Константин Невинный своему другу поэту Михаилу Злобину.
— Зачем? — спросил Михаил.
— Чтобы люди сходили в театр, посмотрели спектакль по нашей пьесе и воплотили наши идеи в жизнь, то есть стали миллионерами, богатыми и счастливыми людьми!
— Представляю, как все становятся богатыми и счастливыми. А кто же тогда будет бедным и несчастным?
— А никто! Просто-напросто не останется на земле ни одного несчастного человека.
— А ты слышал выражение — «Не в деньгах счастье»?
— Слышал, а в чём же тогда?
— Ну, в любви, скажем, в свободе, да мало ли в чём!
— Хорошо. Все персонажи нашей пьесы будут влюблены друг в друга и свободны! — сказал Константин.
— Чудак! Пора бы тебе уже догадаться, что любовь и свобода несовместимы, — возразил Михаил. — Я дважды был влюблён, и чем все эти любови кончались? Семейным рабством. Да, да, рабством! Ведь раб — от слова работать. Я работал днём и ночью, чтобы прокормить своих жён и детей. Хватит мне такой любви и свободы!
— А если бы ты был миллионером, — мягко возразил Константин, — всё было бы иначе.
— Что — иначе?
— Ты бы мог купить себе и жене, и детям всё, что хотел, для чего ты работал. Деньги гарантируют свободу.
— Ну, хорошо, а ты знаешь, что пьесы во все времена писались бедными драматургами по заказу богатых и власть имущих?
— Представляю, — усмехнулся Константин, — но это раньше было. Сейчас же нам пьесу никто не закажет. Мы можем рассчитывать только на свои силы.
Напишем, придём в театр — и её, никем не заказанную, поставят, как миленькие, потому что всем интересно будет узнать, как стать миллионером!
— Ну, Константин, ты даёшь! Оглянись по сторонам. Все театры пустуют. Людям уже не интересно, что происходит на сцене, жизнь сама стала интереснее любой пьесы! На каждом углу что-нибудь происходит — или демонстрация, или митинг протеста. В каждом доме, в семье или офисе — интриги, козни, любовь, измены, предательства, ложь, насилие, теракты, наконец… Зачем идти в театр, чтобы узнать, как стать миллионером? В условиях инфляции миллионы очень быстро обесцениваются.
— Хорошо, назовём свою пьесу — «Как стать миллиардером?»
— У тебя есть секрет? — спросил Михаил.
— Есть! — ответил Константин. — Люди валом будут валить на наш спектакль, и мы первыми с тобой станем миллионерами. Как говорится, с миру по нитке — нищему на рубаху. Потом миллионерами станут директор театра, режиссёр и все актёры. А потом и все зрители.
— Ты меня не понял. Если у тебя есть какой-то секрет, делись со мной, зачем писать пьесу и делиться со всеми? Двух миллиардеров на наш прекрасный сибирский город Абаканск будет вполне достаточно.
Вспомни, был ли великий драматург Шекспир миллионером? К твоему сведению, все его пьесы, написанные по заказу, не выдерживали и пяти представлений. И ему приходилось писать всё новые и новые пьесы, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.
— Это ты меня не понял.
Не хочешь, значит, писать со мною пьесу, рисковать без заказа, тратить силы и вдохновение? А ведь без труда не выловишь и рыбку из пруда, — сказал Константин Невинный. — Что ж, придётся одному сесть за стол и стать современным Шекспиром.
Если хотя бы каждый второй житель или гость нашего миллионного города сходит в театр и посмотрит мою пьесу, заплатив за билет тысячу рублей, представляешь, сколько я заработаю?
А ты сиди, или нет, лучше лежи на диване, свободный и ни в кого не влюблённый, отдыхай! Но помни, что под лежачий камень вода не течёт.
Подумай, ещё три дня я буду ждать твоего согласия. А потом поздно будет.
Но поздно не стало. Через три дня произошёл дефолт. Деньги обесценились в 1000 раз, и все вокруг мгновенно стали миллионерами.
Мечты о Китае
С детства я мечтал побывать в Китае.
Наша семья жила тогда в Благовещенске, и по вечерам смотрел я, как заворожённый, с русского берега Амура на китайский, на таинственных рыбаков в лодках-джонках, на далёкие сказочные домики с выгнутыми крышами. Казалось, на эти крыши падали с неба и скатывались, как с трамплина, злые и добрые духи.
Мечты мои обострились, когда мы с Дальнего Востока переехали в прекрасный сибирский город Абаканск. Я плакал неподдельными горючими слезами, потому что расстояние между мною и Китаем увеличилось в несколько раз.
Ах, как легко во сне я забирался на Великую китайскую стену и шёл, шёл по ней всё выше и выше, пока не просыпался.
А днём писал стихи в китайском духе.
Пока не стал взрослым.
В Абаканске у меня появилось много друзей — художников и поэтов.
Художникам Абакнска было хорошо. Для них в Китае построили Дом творчества, и каждый год они ездили туда. Затем в Харбине, Шанхае, Пекине им устраивали выставки, издавали альбомы, которые я рассматривал с восторгом и завистью.
Поэтам было хуже, у них не было ничего подобного.
Поэтому я проводил много времени в мастерских художников, побывавших в Китае, рассматривал картины, изображавшие драконов, фотографии дивных рек и гор, изображения счастливых, улыбающихся людей.